Новый хит — революционное явление для российской киноиндустрии.
Голливудский боевик «Особо опасен» Тимура Бекмамбетова атакует экраны России. 850 дублированных копий вышли в наш кинопрокат одновременно с американской премьерой.
На парня из казахского городка Атырау (в СССР — Гурьев), выпускника Ташкентского института (специальность «художник театра и кино»), отдавшего долг родине в артиллерийских войсках под Ашхабадом, на автора трагической истории о пленных русских афганцах («Пешеварский вальс») ставят боссы старейшей студии Голливуда Universal. Пришельцу с неведомой планеты РФ доверили сделать киноверсию популярнейших комиксов Марка Миллара и Дж. Г. Джонса Wanted.
Естественно, Голливуд купился не на «Пешеварский вальс» и даже не на рекламные ролики банка «Империал», своим размахом поразившие отечественную аудиторию. Бюджет в $150 миллионов Бекмамбетову доверили после его «Дозоров» — кинозрелищ не вполне внятных, но безумством и режиссерской храбростью до сих пор привлекающих покупателей дисков в США и Англии.
В центре сюжета — превращение офисной креветки Уэсли в супермена, «гениального» киллера. Не без руки судьбы, понятное дело. Рука фатума, Анджелины Джоли, испещренная циферками и кодами, железно хватает Уэсли за шкирку в районном супермаркете и втягивает в водоворот надреальных событий, пересказывать которые не имеет смысла. Как не имеет смысла описывать ощущения от американских горок, сам садись и встряхивайся.
Наконец-то Бекмамбетов реализовал свою давнюю идею поместить зрителя в центр кадра и завертеть вокруг него действие. Мифология фильма родственна «Матрице». Таинственное Братство ткачей управляется магическим Станком судьбы. Каждая вырванная ниточка — будущая жертва, которую следует немедленно ликвидировать ради процветания человечества. Уэсли волей судьбы становится орудием убийства.
Топливом для мистического детектива, как обычно, служат детали. В выверенной попкорновой киноигре бесится джокер, выуженный из рукава фирменного бекмамбетовского прикида. Покрытые моравской резьбой пули замирают, прочерчивая немыслимые зигзаги. Машины парят в воздухе, врезаются в окна летящих в тартарары поездов. Пластид с ореховым маслом. Хабенский — совестливый придурок с дрессированными крысами в качестве взрывного материала. Плюс черный юмор, шокирующий американцев.
С Тимуром Бекмамбетовым говорим о смыслах, прячущихся за дорогой упаковкой картины. О будущих российских фильмах, изготовленных на американские деньги.
— Тимур, насколько вас интересовала идеологическая подкладка сюжета? Хранители Станка судьбы утверждают право старой теории: «Убей одного и спасешь тысячу». В нашей истории идея, увы, востребованная, в том числе и деятелями русского террора.
— Признаюсь вам, я большой спец по этому вопросу. Когда-то планировал снимать кино про Александра II и Софью Перовскую.
— В истории превращения униженного клерка в сверхчеловека, киллера есть опасная привлекательность, манок…
— Думаю, в каждом клерке, просиживающем штаны в офисе, спрятан дьявол. Это противоположная сторона уминаемой бумагами личности. То, что хоронишь на дне, обязательно вырвется пламенем наружу.
— Вновь у вас противоборствуют магические силы добра и зла. Но русского чудика в исполнении Хабенского вы убиваете практически в начале. И силы зла начинают властвовать беспредельно…
— Силы зла — они же силы добра. Добро больше не из чего делать — только из зла. В этом пафос «судьбоносной общины».
— Вы имеете в виду «Фауста»: «Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо»? Ваши «ткачи» — разновидность тайного общества вроде «свободных каменщиков», орденов «великих лож»…
— У нас в России они назывались хлыстами. Во Франции и Италии — катарами. Где-то еще — ткачами. Притягательность этих тайных союзов, обществ огромна. Мы сняли вымышленный мир, в котором судьбы вершат ткачи. А в том, что наш сконструированный мир обрел на экране подлиннность, убедительность — заслуга Анджелины Джоли. Она в него поверила. Убежден, если ей дать пистолет, сказать про некоего дядю, что сейчас он убьет множество людей, она в него выстрелит. Во всяком случае она в это верит.
— Как и в «Дозоре», здесь бушуют надреальные силы, бинарные коды, ведьмы и колдуны… У вашего мистицизма — казахские корни?
— Уж не знаю. Разве Россия не страна, преувеличивающая значение фатума? Разве нашим соотечественникам не свойственна вера в судьбу, а не в себя самих? Именно поэтому фильм во многом — российский. Идея взять судьбу в собственные руки, решать за себя, а не надеяться на дядю в Кремле или в «Поле чудес» — для нас проблема актуальная. Болезненная, даже трагическая. И пока нерешаемая.
— А эти циферки, которыми исписаны руки Анжелины Джоли, в них есть смысловое значение? Или это так, чистая фантазия?
— Нет, это хоть и выдуманная, но вполне стройная теория, лично я в нее поверил. Будто над нами существует некий Станок судьбы. Знаете, такой лоутек (синтез кино и видео) — пародия на матрицу. Людям нравятся попытки толкований — откуда берется высшая Информация? По сути, это вариация на тему древних мифов. Те же сестры Мойры, дочки Зевса, прядущие нити человеческой судьбы.
— Вы по-своему переосмыслили эйзенштейновский «монтаж аттракционов». Думали об этом?
— Здорово, что вы об этом заговорили. Я убежден, что киноисторики так часто произносили слова «монтаж аттракционов», что выхолостили суть. Остался термин для использования в статьях. Мало кто пытался претворить прием на экране. Для меня это главное. Я не изучал специально «теорию монтажа аттракционов». Шел к методу интуитивно. Для меня этот опыт сродни шаманству. Великое кино похоже на шаманство. Вы когда-нибудь видели, как шаман вызывает духов?
— Только на экране.
— Это абсолютное кино. Они показывают тебе «фильм»: стучат ритм, потом пляска, пение. Все это в выверенных пропорциях. В кино это назвали бы хорошим монтажом. Я не анализировал эйзенштейновские изыскания — анализ умертвляет плоть творчества. Но когда что-то делаю и делание это вдруг превращается в творческий акт — начинается ворожба. Я даже не пытаюсь предугадать траекторию этих невидимых «лучей». Мощный тренинг я прошел на рекламных роликах. Там научился понимать ответственность за то, что делаю. Сила экранного воздействия невероятна. Человек, знающий законы монтажа, как шаман, чувствующий ритм барабана, может держать зрителя два часа в напряжении.
— Как Голливуд повлиял на Бекмамбетова? Об обратном влиянии говорить еще рано?
— Не Голливуд, а конкретные люди. У меня был замечательный художник Джон Майр («Мемуары Гейши», «Елизавета», «Оскар» за работу над «Чикаго»). Монтажер Дэвид Брэннер, который делал все фильмы Стоуна. Композитор Дэнни Эльфман («Бэтман», «Труп невесты», мультсериал «Симпсоны»). Хорошая школа, в которой я многому научился… но не как покорный ученик. Напротив. Я вторгся в этот мир, нагло начал учить. Им стало интересно. Приехал неведомо откуда рассказывать, как снимать. Режиссер — профессия такая: всех учить, как делать кино. В результате сам многому научился.
— А конкретней?
— Прежде всего внятно рассказывать историю.
— И привнесли в выверенную схему голливудского кино долю безумия…
— Наверное, да, наш иррационализм.
— Расскажите о фантастическом проекте американских продюсеров: российские режиссеры с российскими актерами для российских зрителей снимают кино… на голливудские деньги. Если я правильно понимаю, это очередная попытка с тыла ворваться на наш быстро развивающийся рынок. И зарабатывать деньги, снимая «российское кино». Вы действительно по договору с Universal занялись креативным продюсированием?
— Американцы понимают, что конкурировать на локальных рынках становится все сложнее. Что русские хотят смотреть русское кино. Сейчас идет работа над первым фильмом «Восток…». Это история про Советский Союз. Про то, что СССР до сих пор существует. Большая страна внутри нас. Никуда не делась. Будет существовать, пока живы люди, ею рожденные.
— Роль американских мэйджеров?
— Только финансовая, остальное решаю я. Будет фильм «Алые паруса», потом картина «Княжич» — героические страницы из истории России ХII века. Фильм «Чертова дюжина» — про то, как герои сказок народов СССР воевали с фашистами. Проектов, как всегда, много.
— Самое большое удивление, которое посетило режиссера Бекмамбетова в Голливуде?
— По-настоящему меня поразило, сколь в нас силен стереотип, будто американские продюсеры порабощают творческую личность и свободу режиссера подчиняют своим законам. Это абсолютная ложь.
— Неужели?
— Ну, вот и вы не верите. Вы же видели фильм, разве он не является доказательством: нет никакого тоталитаризма. Они только помогали. Это такая хитрая штука. Как я понял, смысл работы продюсера вот в чем: вначале не ошибиться и выбрать человека, поверить ему и после этого максимально помочь в осуществлении его замысла. Давление было невероятное, но творческое. Два года я жил в состоянии стресса, натиска со всех сторон: продюсера, актеров, художника, оператора, монтажера. Но в конце концов, когда пришли к результату, понял, что немыслимые усилия всех этих людей были направлены строго в одну сторону: сделать фильм как можно лучше.
Лариса Малюкова
обозреватель «Новой»
Голливудский боевик «Особо опасен» Тимура Бекмамбетова атакует экраны России. 850 дублированных копий вышли в наш кинопрокат одновременно с американской премьерой.
На парня из казахского городка Атырау (в СССР — Гурьев), выпускника Ташкентского института (специальность «художник театра и кино»), отдавшего долг родине в артиллерийских войсках под Ашхабадом, на автора трагической истории о пленных русских афганцах («Пешеварский вальс») ставят боссы старейшей студии Голливуда Universal. Пришельцу с неведомой планеты РФ доверили сделать киноверсию популярнейших комиксов Марка Миллара и Дж. Г. Джонса Wanted.
Естественно, Голливуд купился не на «Пешеварский вальс» и даже не на рекламные ролики банка «Империал», своим размахом поразившие отечественную аудиторию. Бюджет в $150 миллионов Бекмамбетову доверили после его «Дозоров» — кинозрелищ не вполне внятных, но безумством и режиссерской храбростью до сих пор привлекающих покупателей дисков в США и Англии.
В центре сюжета — превращение офисной креветки Уэсли в супермена, «гениального» киллера. Не без руки судьбы, понятное дело. Рука фатума, Анджелины Джоли, испещренная циферками и кодами, железно хватает Уэсли за шкирку в районном супермаркете и втягивает в водоворот надреальных событий, пересказывать которые не имеет смысла. Как не имеет смысла описывать ощущения от американских горок, сам садись и встряхивайся.
Наконец-то Бекмамбетов реализовал свою давнюю идею поместить зрителя в центр кадра и завертеть вокруг него действие. Мифология фильма родственна «Матрице». Таинственное Братство ткачей управляется магическим Станком судьбы. Каждая вырванная ниточка — будущая жертва, которую следует немедленно ликвидировать ради процветания человечества. Уэсли волей судьбы становится орудием убийства.
Топливом для мистического детектива, как обычно, служат детали. В выверенной попкорновой киноигре бесится джокер, выуженный из рукава фирменного бекмамбетовского прикида. Покрытые моравской резьбой пули замирают, прочерчивая немыслимые зигзаги. Машины парят в воздухе, врезаются в окна летящих в тартарары поездов. Пластид с ореховым маслом. Хабенский — совестливый придурок с дрессированными крысами в качестве взрывного материала. Плюс черный юмор, шокирующий американцев.
С Тимуром Бекмамбетовым говорим о смыслах, прячущихся за дорогой упаковкой картины. О будущих российских фильмах, изготовленных на американские деньги.
— Тимур, насколько вас интересовала идеологическая подкладка сюжета? Хранители Станка судьбы утверждают право старой теории: «Убей одного и спасешь тысячу». В нашей истории идея, увы, востребованная, в том числе и деятелями русского террора.
— Признаюсь вам, я большой спец по этому вопросу. Когда-то планировал снимать кино про Александра II и Софью Перовскую.
— В истории превращения униженного клерка в сверхчеловека, киллера есть опасная привлекательность, манок…
— Думаю, в каждом клерке, просиживающем штаны в офисе, спрятан дьявол. Это противоположная сторона уминаемой бумагами личности. То, что хоронишь на дне, обязательно вырвется пламенем наружу.
— Вновь у вас противоборствуют магические силы добра и зла. Но русского чудика в исполнении Хабенского вы убиваете практически в начале. И силы зла начинают властвовать беспредельно…
— Силы зла — они же силы добра. Добро больше не из чего делать — только из зла. В этом пафос «судьбоносной общины».
— Вы имеете в виду «Фауста»: «Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо»? Ваши «ткачи» — разновидность тайного общества вроде «свободных каменщиков», орденов «великих лож»…
— У нас в России они назывались хлыстами. Во Франции и Италии — катарами. Где-то еще — ткачами. Притягательность этих тайных союзов, обществ огромна. Мы сняли вымышленный мир, в котором судьбы вершат ткачи. А в том, что наш сконструированный мир обрел на экране подлиннность, убедительность — заслуга Анджелины Джоли. Она в него поверила. Убежден, если ей дать пистолет, сказать про некоего дядю, что сейчас он убьет множество людей, она в него выстрелит. Во всяком случае она в это верит.
— Как и в «Дозоре», здесь бушуют надреальные силы, бинарные коды, ведьмы и колдуны… У вашего мистицизма — казахские корни?
— Уж не знаю. Разве Россия не страна, преувеличивающая значение фатума? Разве нашим соотечественникам не свойственна вера в судьбу, а не в себя самих? Именно поэтому фильм во многом — российский. Идея взять судьбу в собственные руки, решать за себя, а не надеяться на дядю в Кремле или в «Поле чудес» — для нас проблема актуальная. Болезненная, даже трагическая. И пока нерешаемая.
— А эти циферки, которыми исписаны руки Анжелины Джоли, в них есть смысловое значение? Или это так, чистая фантазия?
— Нет, это хоть и выдуманная, но вполне стройная теория, лично я в нее поверил. Будто над нами существует некий Станок судьбы. Знаете, такой лоутек (синтез кино и видео) — пародия на матрицу. Людям нравятся попытки толкований — откуда берется высшая Информация? По сути, это вариация на тему древних мифов. Те же сестры Мойры, дочки Зевса, прядущие нити человеческой судьбы.
— Вы по-своему переосмыслили эйзенштейновский «монтаж аттракционов». Думали об этом?
— Здорово, что вы об этом заговорили. Я убежден, что киноисторики так часто произносили слова «монтаж аттракционов», что выхолостили суть. Остался термин для использования в статьях. Мало кто пытался претворить прием на экране. Для меня это главное. Я не изучал специально «теорию монтажа аттракционов». Шел к методу интуитивно. Для меня этот опыт сродни шаманству. Великое кино похоже на шаманство. Вы когда-нибудь видели, как шаман вызывает духов?
— Только на экране.
— Это абсолютное кино. Они показывают тебе «фильм»: стучат ритм, потом пляска, пение. Все это в выверенных пропорциях. В кино это назвали бы хорошим монтажом. Я не анализировал эйзенштейновские изыскания — анализ умертвляет плоть творчества. Но когда что-то делаю и делание это вдруг превращается в творческий акт — начинается ворожба. Я даже не пытаюсь предугадать траекторию этих невидимых «лучей». Мощный тренинг я прошел на рекламных роликах. Там научился понимать ответственность за то, что делаю. Сила экранного воздействия невероятна. Человек, знающий законы монтажа, как шаман, чувствующий ритм барабана, может держать зрителя два часа в напряжении.
— Как Голливуд повлиял на Бекмамбетова? Об обратном влиянии говорить еще рано?
— Не Голливуд, а конкретные люди. У меня был замечательный художник Джон Майр («Мемуары Гейши», «Елизавета», «Оскар» за работу над «Чикаго»). Монтажер Дэвид Брэннер, который делал все фильмы Стоуна. Композитор Дэнни Эльфман («Бэтман», «Труп невесты», мультсериал «Симпсоны»). Хорошая школа, в которой я многому научился… но не как покорный ученик. Напротив. Я вторгся в этот мир, нагло начал учить. Им стало интересно. Приехал неведомо откуда рассказывать, как снимать. Режиссер — профессия такая: всех учить, как делать кино. В результате сам многому научился.
— А конкретней?
— Прежде всего внятно рассказывать историю.
— И привнесли в выверенную схему голливудского кино долю безумия…
— Наверное, да, наш иррационализм.
— Расскажите о фантастическом проекте американских продюсеров: российские режиссеры с российскими актерами для российских зрителей снимают кино… на голливудские деньги. Если я правильно понимаю, это очередная попытка с тыла ворваться на наш быстро развивающийся рынок. И зарабатывать деньги, снимая «российское кино». Вы действительно по договору с Universal занялись креативным продюсированием?
— Американцы понимают, что конкурировать на локальных рынках становится все сложнее. Что русские хотят смотреть русское кино. Сейчас идет работа над первым фильмом «Восток…». Это история про Советский Союз. Про то, что СССР до сих пор существует. Большая страна внутри нас. Никуда не делась. Будет существовать, пока живы люди, ею рожденные.
— Роль американских мэйджеров?
— Только финансовая, остальное решаю я. Будет фильм «Алые паруса», потом картина «Княжич» — героические страницы из истории России ХII века. Фильм «Чертова дюжина» — про то, как герои сказок народов СССР воевали с фашистами. Проектов, как всегда, много.
— Самое большое удивление, которое посетило режиссера Бекмамбетова в Голливуде?
— По-настоящему меня поразило, сколь в нас силен стереотип, будто американские продюсеры порабощают творческую личность и свободу режиссера подчиняют своим законам. Это абсолютная ложь.
— Неужели?
— Ну, вот и вы не верите. Вы же видели фильм, разве он не является доказательством: нет никакого тоталитаризма. Они только помогали. Это такая хитрая штука. Как я понял, смысл работы продюсера вот в чем: вначале не ошибиться и выбрать человека, поверить ему и после этого максимально помочь в осуществлении его замысла. Давление было невероятное, но творческое. Два года я жил в состоянии стресса, натиска со всех сторон: продюсера, актеров, художника, оператора, монтажера. Но в конце концов, когда пришли к результату, понял, что немыслимые усилия всех этих людей были направлены строго в одну сторону: сделать фильм как можно лучше.
Лариса Малюкова
обозреватель «Новой»
http://www.bbcrussian.com
